Это пара глав из моей повести о приключениях 3 русских пилотов в Италии.
(этот рассказ абсолютно вымышленный, любое сходство событий и персонажей с реальными людьми считать абсолютно случайным)
Черный ворон или оранжевое настроение
В Пизе Серега пошел на аукцион, видимо, кого-то встретил и опять сорвался. Мы прождали его до вечера, обрывая телефон, но не дождались и легли спать. В пять часов меня разбудил какой-то до боли знакомый грустный напев. Окончательно проснувшись, я увидел Сергея. Он сидел прямо на полу, мерно покачивался и пел на мотив известной песни Мирей Матье одну и туже тоскливую строчку: «С утра напился, день пропал…». Увидев меня, он сменил пластинку и таким же жалостно-безнадежным голосом затянул: «Ты не вейся, черный ворон, над моею головой…». Кстати, как оказалось впоследствии, в это утро Сергей выбрал репертуар неслучайно. Пришлось мне экстренно вставать и готовить «коктейль Дживса», благо ингредиенты я всегда держал под рукой. Сергей хлебнул зловонного коричневого зелья, передернулся и сразу пришел в себя. Промямлив слова благодарности и свое обычное "О делах завтра!", он принял ледяной душ и вскоре захрапел.
Часа в четыре дня я забежал навестить больного, он бодро приветствовал меня и сказал довольно членораздельно «с добрым утром». Я осведомился ехидно, не болит ли у него голова. На что он ответил стандартным: «А чему там болеть – кость!» и постучал по черепушке. Правда, стук более показывал, что голова не болит вследствие ее полной пустоты, но я удержался от ядовитых комментариев на эту тему. По всему было видно, что Серега практически поправился и готов к дальнейшим приключениям.
Вскоре мы уже ехали на автобусе на север Италии. На все наши расспросы Сергей таинственно отмалчивался или отшучивался. Единственное, в оправдание вчерашней попойки он заявил нам, что он вынужден был «в силу обстоятельств снова поработать печенью, но не рассчитал и получил производственную травму». По всему похоже было, что в результате он нашел какой-то интересный вариант с покупкой самолета. К вечеру мы прибыли в городок под названием Бергамо. Сергей сообщил нам, что именно здесь родился знаменитый Труффальдино и что мы даже можем видеть его статую. Но цель визита совсем иная. Город мне понравился. Находился он в предгорьях Альп. Современная южная часть города была равнинная. Старая часть города находилась севернее непосредственно в горах. Еще севернее шли живописные небольшие горные селения с хорошими гостиницами. К одной из них и подвез нас автобус.
У гостиницы на деревянной площадке было обычное уличное кафе под белыми зонтиками. В этом кафе сидел один единственный посетитель, но зато какой. Я давно заметил, что все жители гор по одежде и манерам схожи, будь то Кавказ, Сицилия, Апеннины или Альпы. Пожилое поколение предпочитает черную или темную повседневную одежду, быт и обычаи их живо напоминают средневековье. Этот человек явно был из этой же славной когорты пожилых горцев. Небольшого роста, худощавый, несмотря на жару, он был одет в темную рубашку с длинными рукавами и заношенные до блеска мятые черные брюки. В загорелом лице его было что-то птичье – то ли длинный нос с горбинкой, то ли тонкая шея с выдающимся кадыком, которая торчала из темно-синего шейного платка, то ли клин жестких седеющих волос над чуть покатым лбом. Он был не бородат и не выбрит, а так, нечто среднее, длинная щетина с проседью на щеках и подбородке. Портрет дополняла кепка-аэропорт, которая покоилась рядом с чашечкой черного кофе. А на плече у него восседал огромный ручной ворон с двумя шлейками на мощных лапах. Видимо, они были очень давние друзья, потому что, как это часто бывает, чем-то неуловимо походили друг на друга: ворон на хозяина и хозяин на ворона.
Стоило нам приблизиться к столику, как ворон со странным гортанным клекотом слетел с плеча хозяина на деревянный помост кафе. Всем своим видом он старался выразить радость от нашего знакомства. Ворон распушил перья под клювом, расставил крылья и стал припотешно вышагивать по кругу, при этом он то каркал, то утробно урчал, потом залаял по-собачьи. Затем он как заправкий артист низко раскланялся и внятно проговорил «Кор», «Кор». Видимо, это было его имя. Потом Кор стал подбирать с земли всякий сор и аккуратно складывать его в кучку. У меня раньше жила ручная ворона, которую я спас из когтей кошки еще крошечным птенцом, а моя жена вылечила ей крыло и ногу и выкормила с медицинского шприца. Поэтому я отлично знал, чем наградить ворона. Порывшись в карманах, я достал серебряную монетку и бросил на помост. Ворон тут же оставил очередной окурок, боком подскакал к монетке, исполнив вокруг нее тот же восторженный танец и, положив боком голову на помост, подцепил краем своего черного клюва подарок. В следующее мгновенье монетка бесследно исчезла. Сергей толкнул меня локтем в бок и страшным шепотом стал выговаривать, что птица подавится или заболеет. Но я промолчал.
Тем временем ворон взлетел на плечо к хозяину, нежно потерся о его щеку головой, потом ловко открыл клапан нагрудного кармана у его черной рубашки и засунул туда голову. Чуть помедлив, он снова взлетел. На этот раз целью его была блестящая чайная ложка на соседнем столе, которую забыла убрать официантка. Вскоре ложка перекочевала в тот же карман. Горец погрозил птице, вернул ложку на место и, встав, поздоровался за руку с Сергеем. Потом он обратился ко мне, крепко дружески пожал мне руку и сказал на чистом русском языке: меня зовут Фома, а Вы, так я понимаю, Андрей. При этом наш взгляд встретился. Фома смотрел чуть изподлобья, глаза у него были карие со старческими мудрыми морщинками в уголках. Эти глаза сразу очень многое сказали мне о нашем новом знакомом. Взгляд их был ясным, уверенным, спокойным и чуть насмешливо-оценивающим. А еще в этих глазах светилась неподдельная радость от встречи с соотечественниками. Потом он поздоровался с Ильей, сказав: "А это значит и есть мой коллега, любитель горных полетов? Как же, как же, наслышаны-с о ваших перелетах в Америке и Австрии, а также об аварийном приводнении в Апеннинах. Рад, искренне рад познакомиться лично!"
Мы сели, заказали по чашечке кофе, и началась неспешная беседа. Нам не терпелось узнать, откуда в Итальянской глубинке живет наш соотечественник. На наши вопросы Фома кратко ответил: "Я из русских староверов австрийской веры по беглому священству. В 1918 году Тюрингия, где находилось наше селение, отошла к Италии. Кто побросал все и ушел севернее в Австрию, а мы вот остались и стали гражданами Италии. Севернее Бергамо в горах вообще живет много русских, кто вроде меня, из староверов, кого революция застала на горном курорте и они побоялись вернуться на родину, а кто из потомков белогвардейцев. Раньше мы, староверы, жили обособленно, не сообщаясь с «никонианами». Но парням надо было жениться, девкам замуж, а деревня-то десяток домов, так постепенно все мы перемешались. Кто помоложе, уезжал в города на заработки или пытался наладить собственное дело – там гостиницу или ресторан открыть, торговлю какую. Постепенно в деревне остались одни старики, которые пытались всеми силами сохранить уклад. Я еще помню это время. Собственно и одежда та до сих пор хранится у меня в сундуке.
Но мне не хотелось сидеть в горах. Я выучился и стал военным летчиком, летал на транспортном самолете. Потом вышел в отставку, получил пенсию, купил старенький ДО-27 и занялся перевозками. Туристов там доставить в горы, почту привезти, ветеринара или доктора, когда нужда. Частенько летал с акушеркой из местной больницы на роды. Всякое бывало.
Однажды Кор мне жизнь спас. Я ведь его маленьким птенцом нашел в горном лесу и выкормил с рук. Так он со мной не разлучается. Летаем всегда вместе: я на месте первого пилота, а Кор у меня вторым, ну и штурман он по совместительству. А если пассажиров много, то он у меня на плече сидит. Однажды полетели в горную деревню на тяжелые роды. Зима, жители площадку расчистили, костры развели, связь по рации. Уже на подлете нас накрыл снегопад. Самолет обледенел, стал искать место для посадки, да куда там! Пологий подъем и сплошной густой лес, видимости никакой. Вижу, падаем прямо в ельник, а деревья огромные, высокие. Успел все обесточить, последнее, что услышал, как завизжала акушерка, и чернота. Очнулся, осмотрелся, от Dornier одна кабина осталась, акушерка рядом без сознания, но вроде жива. Рация вдрызг. Хотел пошевелиться, ноги двигателем придавило. Вот, думаю, только и жизни осталось, пока движок не остынет. Потом чувствую, кто-то за ухо теребит. Кор цел и невредим. Что птице, она легкая, ловкая. Достал блокнот, карандашом нацарапал место где мы кувырнулись (ельник в излучине реки), положил в полиэтилен, Кору на шею привязал, да и вытолкнул его из кабины. Так он, умница, штурман мой, аккурат в ту деревню прилетел, где нас ожидали. Через час помощь пришла, вырубили лаги, подняли движок и нас освободили. Акушерка ничего, а я долго по больницам провалялся, голень по косточкам из осколков собирали. Вот хромаю с тех пор.
После того я и купил Сессну 172, которую вы посмотреть, так я понимаю, намерены. Выпуска она 80 года, под индексом N, панель у нее белая… ну была белая когда-то, - и старый пилот лукаво подмигнул нам. - Я так думаю, самолет в деле, то есть в воздухе, надо смотреть. С лица, как говорится, воды не пить… У меня тут дело, друга надо навестить, на перевале он живет, кое-что завести ему необходимое. Так что, полетим может вместе?"
Вскоре мы распрощались с Фомой и Кором, договорившись о встрече в Больцано, где на аэродроме базировалась его Сессна. У нас был целый день на "разграбление города". Начали осмотр с северного пригорода старого города, где мы собственно и находились.
Город очень понравился, пробродили до вечера и вернулись в гостинницу без ног, тк путь был в гору. Впрочем здесь действует закон велосипедиста, открытый Джеромом: если Вы едете на велосипеде, то это всегда в гору и против ветра.
На фотках Кор и несколько снимков с прогулки по городу
(этот рассказ абсолютно вымышленный, любое сходство событий и персонажей с реальными людьми считать абсолютно случайным)
Черный ворон или оранжевое настроение
В Пизе Серега пошел на аукцион, видимо, кого-то встретил и опять сорвался. Мы прождали его до вечера, обрывая телефон, но не дождались и легли спать. В пять часов меня разбудил какой-то до боли знакомый грустный напев. Окончательно проснувшись, я увидел Сергея. Он сидел прямо на полу, мерно покачивался и пел на мотив известной песни Мирей Матье одну и туже тоскливую строчку: «С утра напился, день пропал…». Увидев меня, он сменил пластинку и таким же жалостно-безнадежным голосом затянул: «Ты не вейся, черный ворон, над моею головой…». Кстати, как оказалось впоследствии, в это утро Сергей выбрал репертуар неслучайно. Пришлось мне экстренно вставать и готовить «коктейль Дживса», благо ингредиенты я всегда держал под рукой. Сергей хлебнул зловонного коричневого зелья, передернулся и сразу пришел в себя. Промямлив слова благодарности и свое обычное "О делах завтра!", он принял ледяной душ и вскоре захрапел.
Часа в четыре дня я забежал навестить больного, он бодро приветствовал меня и сказал довольно членораздельно «с добрым утром». Я осведомился ехидно, не болит ли у него голова. На что он ответил стандартным: «А чему там болеть – кость!» и постучал по черепушке. Правда, стук более показывал, что голова не болит вследствие ее полной пустоты, но я удержался от ядовитых комментариев на эту тему. По всему было видно, что Серега практически поправился и готов к дальнейшим приключениям.
Вскоре мы уже ехали на автобусе на север Италии. На все наши расспросы Сергей таинственно отмалчивался или отшучивался. Единственное, в оправдание вчерашней попойки он заявил нам, что он вынужден был «в силу обстоятельств снова поработать печенью, но не рассчитал и получил производственную травму». По всему похоже было, что в результате он нашел какой-то интересный вариант с покупкой самолета. К вечеру мы прибыли в городок под названием Бергамо. Сергей сообщил нам, что именно здесь родился знаменитый Труффальдино и что мы даже можем видеть его статую. Но цель визита совсем иная. Город мне понравился. Находился он в предгорьях Альп. Современная южная часть города была равнинная. Старая часть города находилась севернее непосредственно в горах. Еще севернее шли живописные небольшие горные селения с хорошими гостиницами. К одной из них и подвез нас автобус.
У гостиницы на деревянной площадке было обычное уличное кафе под белыми зонтиками. В этом кафе сидел один единственный посетитель, но зато какой. Я давно заметил, что все жители гор по одежде и манерам схожи, будь то Кавказ, Сицилия, Апеннины или Альпы. Пожилое поколение предпочитает черную или темную повседневную одежду, быт и обычаи их живо напоминают средневековье. Этот человек явно был из этой же славной когорты пожилых горцев. Небольшого роста, худощавый, несмотря на жару, он был одет в темную рубашку с длинными рукавами и заношенные до блеска мятые черные брюки. В загорелом лице его было что-то птичье – то ли длинный нос с горбинкой, то ли тонкая шея с выдающимся кадыком, которая торчала из темно-синего шейного платка, то ли клин жестких седеющих волос над чуть покатым лбом. Он был не бородат и не выбрит, а так, нечто среднее, длинная щетина с проседью на щеках и подбородке. Портрет дополняла кепка-аэропорт, которая покоилась рядом с чашечкой черного кофе. А на плече у него восседал огромный ручной ворон с двумя шлейками на мощных лапах. Видимо, они были очень давние друзья, потому что, как это часто бывает, чем-то неуловимо походили друг на друга: ворон на хозяина и хозяин на ворона.
Стоило нам приблизиться к столику, как ворон со странным гортанным клекотом слетел с плеча хозяина на деревянный помост кафе. Всем своим видом он старался выразить радость от нашего знакомства. Ворон распушил перья под клювом, расставил крылья и стал припотешно вышагивать по кругу, при этом он то каркал, то утробно урчал, потом залаял по-собачьи. Затем он как заправкий артист низко раскланялся и внятно проговорил «Кор», «Кор». Видимо, это было его имя. Потом Кор стал подбирать с земли всякий сор и аккуратно складывать его в кучку. У меня раньше жила ручная ворона, которую я спас из когтей кошки еще крошечным птенцом, а моя жена вылечила ей крыло и ногу и выкормила с медицинского шприца. Поэтому я отлично знал, чем наградить ворона. Порывшись в карманах, я достал серебряную монетку и бросил на помост. Ворон тут же оставил очередной окурок, боком подскакал к монетке, исполнив вокруг нее тот же восторженный танец и, положив боком голову на помост, подцепил краем своего черного клюва подарок. В следующее мгновенье монетка бесследно исчезла. Сергей толкнул меня локтем в бок и страшным шепотом стал выговаривать, что птица подавится или заболеет. Но я промолчал.
Тем временем ворон взлетел на плечо к хозяину, нежно потерся о его щеку головой, потом ловко открыл клапан нагрудного кармана у его черной рубашки и засунул туда голову. Чуть помедлив, он снова взлетел. На этот раз целью его была блестящая чайная ложка на соседнем столе, которую забыла убрать официантка. Вскоре ложка перекочевала в тот же карман. Горец погрозил птице, вернул ложку на место и, встав, поздоровался за руку с Сергеем. Потом он обратился ко мне, крепко дружески пожал мне руку и сказал на чистом русском языке: меня зовут Фома, а Вы, так я понимаю, Андрей. При этом наш взгляд встретился. Фома смотрел чуть изподлобья, глаза у него были карие со старческими мудрыми морщинками в уголках. Эти глаза сразу очень многое сказали мне о нашем новом знакомом. Взгляд их был ясным, уверенным, спокойным и чуть насмешливо-оценивающим. А еще в этих глазах светилась неподдельная радость от встречи с соотечественниками. Потом он поздоровался с Ильей, сказав: "А это значит и есть мой коллега, любитель горных полетов? Как же, как же, наслышаны-с о ваших перелетах в Америке и Австрии, а также об аварийном приводнении в Апеннинах. Рад, искренне рад познакомиться лично!"
Мы сели, заказали по чашечке кофе, и началась неспешная беседа. Нам не терпелось узнать, откуда в Итальянской глубинке живет наш соотечественник. На наши вопросы Фома кратко ответил: "Я из русских староверов австрийской веры по беглому священству. В 1918 году Тюрингия, где находилось наше селение, отошла к Италии. Кто побросал все и ушел севернее в Австрию, а мы вот остались и стали гражданами Италии. Севернее Бергамо в горах вообще живет много русских, кто вроде меня, из староверов, кого революция застала на горном курорте и они побоялись вернуться на родину, а кто из потомков белогвардейцев. Раньше мы, староверы, жили обособленно, не сообщаясь с «никонианами». Но парням надо было жениться, девкам замуж, а деревня-то десяток домов, так постепенно все мы перемешались. Кто помоложе, уезжал в города на заработки или пытался наладить собственное дело – там гостиницу или ресторан открыть, торговлю какую. Постепенно в деревне остались одни старики, которые пытались всеми силами сохранить уклад. Я еще помню это время. Собственно и одежда та до сих пор хранится у меня в сундуке.
Но мне не хотелось сидеть в горах. Я выучился и стал военным летчиком, летал на транспортном самолете. Потом вышел в отставку, получил пенсию, купил старенький ДО-27 и занялся перевозками. Туристов там доставить в горы, почту привезти, ветеринара или доктора, когда нужда. Частенько летал с акушеркой из местной больницы на роды. Всякое бывало.
Однажды Кор мне жизнь спас. Я ведь его маленьким птенцом нашел в горном лесу и выкормил с рук. Так он со мной не разлучается. Летаем всегда вместе: я на месте первого пилота, а Кор у меня вторым, ну и штурман он по совместительству. А если пассажиров много, то он у меня на плече сидит. Однажды полетели в горную деревню на тяжелые роды. Зима, жители площадку расчистили, костры развели, связь по рации. Уже на подлете нас накрыл снегопад. Самолет обледенел, стал искать место для посадки, да куда там! Пологий подъем и сплошной густой лес, видимости никакой. Вижу, падаем прямо в ельник, а деревья огромные, высокие. Успел все обесточить, последнее, что услышал, как завизжала акушерка, и чернота. Очнулся, осмотрелся, от Dornier одна кабина осталась, акушерка рядом без сознания, но вроде жива. Рация вдрызг. Хотел пошевелиться, ноги двигателем придавило. Вот, думаю, только и жизни осталось, пока движок не остынет. Потом чувствую, кто-то за ухо теребит. Кор цел и невредим. Что птице, она легкая, ловкая. Достал блокнот, карандашом нацарапал место где мы кувырнулись (ельник в излучине реки), положил в полиэтилен, Кору на шею привязал, да и вытолкнул его из кабины. Так он, умница, штурман мой, аккурат в ту деревню прилетел, где нас ожидали. Через час помощь пришла, вырубили лаги, подняли движок и нас освободили. Акушерка ничего, а я долго по больницам провалялся, голень по косточкам из осколков собирали. Вот хромаю с тех пор.
После того я и купил Сессну 172, которую вы посмотреть, так я понимаю, намерены. Выпуска она 80 года, под индексом N, панель у нее белая… ну была белая когда-то, - и старый пилот лукаво подмигнул нам. - Я так думаю, самолет в деле, то есть в воздухе, надо смотреть. С лица, как говорится, воды не пить… У меня тут дело, друга надо навестить, на перевале он живет, кое-что завести ему необходимое. Так что, полетим может вместе?"
Вскоре мы распрощались с Фомой и Кором, договорившись о встрече в Больцано, где на аэродроме базировалась его Сессна. У нас был целый день на "разграбление города". Начали осмотр с северного пригорода старого города, где мы собственно и находились.
Город очень понравился, пробродили до вечера и вернулись в гостинницу без ног, тк путь был в гору. Впрочем здесь действует закон велосипедиста, открытый Джеромом: если Вы едете на велосипеде, то это всегда в гору и против ветра.
На фотках Кор и несколько снимков с прогулки по городу
